Уже около 8 лет при Беларусском Свободном театре существует театральная лаборатория Fortinbras, которая готовит театральные кадры. Занятия проходят по уникальной методике, и включают в себя не только традиционные дисциплины, вроде сценической речи, хореографии или режиссуре, но и по драматургии, истории искусств и даже боксу. В нынешнем году занятия по драматургии начались не с традиционного анализа ее основ, а с дисциплины, без знания которой представить себе современную драматургию невозможно – с журналистики.
Создание любого современного драматического произведения начинается с проведения исследований, анализа полученного материала и конвертации его в художественную форму. Собственно, этим же стремится заниматься и современная журналистика. Руководство театра решило, что материалы, которые создают студенты Fortinbras, не должны пропадать в локальных драматургических занятиях, а могут внести свой вклад в развитие беларусской журналистики – подтолкнуть молодых людей к выбору для себя этой профессии, и попробовать разработать ту ее грань, которая уже давно получила распространение в социальных сетях – к Гражданской журналистике, которую создают не профессиональные журналисты, но люди, радеющие за ее современное развитие.
Этот проект руководство Беларусского Свободного театра решило начать в партнерстве с беларусской службой Радыё Свабода, сочтя ее самым уважаемым и профессиональным медиа в Беларуси.
#грамадзянскаяжурналiстыка
«Театральный рецидивист»
Мария Белькович
В субботу у меня пропал друг. Коллега, парень, двоюродный брат… Брат. Лучше назовите его братом – так вам точно дадут информацию о человеке, который после 14:46 перестал выходить на связь.
Обзвон всех районных отделений милиции (РУВД), центра изоляции правонарушителей (ЦИП) на минской ул. Окрестина, и изолятора временного содержания (ИВС) в городе Жодино ничего не дал, а вот в Бюро регистрации несчастных случаев помогли. Они перезвонили в 6:45 утра, чтобы сообщить, что друг на Окрестина, а после перезвонили еще раз в 10:25, чтобы уточнить обнаружила ли я его там. «Наверное, их скоро закроют», – говорит моя подруга об этом бюро. При нынешней власти в Беларуси принято упразднять все, что облегчает жизнь ее гражданам.
25 марта в Минске прошла мирная акция протеста против текущей экономической и политической ситуации в стране, приуроченная ко Дню Воли, 99-ой годовщине объявления независимой Беларусской Народной Республики. Прошла неровной походкой убегающих от бойцов спецподразделений сознательных граждан, гражданок и прочих стариков и детей. По информации на 28 марта во время акции задержано более 700 человек и более 140 человек были осуждены к штрафам и краткосрочным пребываниям в заключении – до 25 суток ареста.
Мы на улице, стоим спиной к стене дома, расположенного на главном проспекте беларусской столицы. Только что из милицейского громкоговорителя прозвучал призыв расходиться. То есть, своим стоянием мы нарушаем закон, а значит, вынуждаем применять против нас силовые меры. Разойтись можно, разве что улетев вверх на журналистском дроне: по обе стороны проспект перекрыт специальными милицейскими подразделениями ОМОНа, вооруженного дубинками и щитами, вдоль улицы стоят автозаки. Поэтому нам остается только наблюдать, взяв друг друга за руки. Подъезжает еще несколько автозаков, резко открываются двери и на нас бегут черные крепкие люди в полном обмундировании борцов с преступностью. Они выхватывают нас из сомкнутой шеренги, сцепившейся руками, заламывают, и тянут к автозакам. Зачем-то бьют дубинками. Прямо передо мной три силовика запихивают в двери автозака дедушку, пиная по спине и голове. Замечаю, что громко на них за это ору.
Внутри автозака человек 30 или 40. Девушка, завернутая в бело-красно-белый флаг, плачет; дедушка говорит, что болен и просит его выпустить. ОМОНовцы все время пытаются связаться со старшими, но рации лишь предательски шипят. Я пытаюсь прицепить оторванный капюшон актеру Беларусского Свободного театра Сергею Кваченку. Светлана Сугако, исполнительный директор театра, умудрилась его поднять, пока ее саму тащили. В это время неизвестный герой высовывает в приоткрытый люк бело-красно-белый флаг, и какое-то время мы едем абсолютно по-праздничному.
Мы на улице, теперь стоим к стене лицом. Сотрудники милиции лениво всех переписывают и еще ленивее обыскивают. Идет мокрый снег, в стене горизонтальной полоской отсутствует штукатурка, и студентка театральной лаборатории Fortinbras Даша Андреянова засовывает туда уже вторую жевательную резинку. Изображаем синхронный степ. Холодно и скучно. Но лишь при условии, что тебя перед этим не избили. «А можно покурить?» – спрашивают откуда-то слева. «Запрещено! К стене повернулись!», — говорит стоящий в десяти метрах от нас надсмотрщик, смачно затягиваясь сигаретой. Нам повезло, в нашем РУВД, в отличие от других, не заставляют стоять «на растяжке» – с вытянутыми в стороны руками и ногами, упираясь в стену перед собой.
Сергея вызывают первым – и я ему завидую, ведь это хотя бы какое-то движение. Меня зовут минут через пятнадцать. Поднимаемся по лестницам, фотографии с четырех сторон, откатать пальцы. А потом неожиданное «можете быть свободны». Проходит относительно немного времени – может быть свободна Света, потом Даша.
Информации о Сергее нет. В нашем РУВД поздно вечером говорят, что такого человека у них никогда и не было. Звонки в другие отделения милиции ничего не дают, в ЦИП на улице Окрестина все время занято, в ИВС Жодино сегодня никто не поступал – «звоните в Минск».
По одному из первых номеров я, не сообразив ничего лучше, говорю, что ищу парня. «Так может он просто вас видеть не хочет», – отвечают мне. Смешно. Но лишь в том случае, если не представлять, как его избивают в милицейском подвале.
Помогают в Бюро регистрации несчастных случаев – Сергей предсказуемо оказывается в ЦИП, в понедельник будет суд. В самом ЦИП информацию, предсказуемо, не подтверждают. Передачу от неродственников, предсказуемо, не берут.
27 марта – понедельник – суд – обвинение.
«Так расскажи, что было после того, как тебя позвали оформляться?»...
Распахивается дверь. Голос секретаря прерывает наш с Сергеем диалог.
«Прошу всех встать. Рассматривается административное дело в отношении Кваченка Сергея Александровича за совершение преступления, предусмотренного статьей 23.4, а также частью 1 статьи 23.34 Кодекса об административных правонарушениях Республики Беларусь».
Еще в субботу в РУВД на Сергея, в отличие от нас, сразу составили протокол и продержали до 23:00. Не били. Потом автозак, перевозка в ЦИП.
«И как там?».
«Стены желтые, веселые. В туалете даже есть дверка!».
«А остальные? По таким же делам?».
«Да, все по тем же делам. Было смешно. Ребята шли на репетицию из Беларусского технического университета, их задержали на Хмельницкого, посадили в автобус и сказали, что они участвовали в акции. Один со мной сидел».
Снова голос секретаря.
«Только вставайте, когда отвечаете на вопрос».
Мы дожидаемся адвоката, потом наблюдаем явление первого «свидетеля» – сотрудника милиции Жулего Руслана Александровича. Судья начинает вяло докладывать текст официального протокола.
«25 марта 2017 года в 14:50 (когда мы уже был в автозаке – М.Б.) по адресу город Минск, улица Богдана Хмельницкого, 4 (находились мы на самом деле на проспекте Независимости, недалеко от центрального универмага – М.Б.) Кваченок, будучи задержанным за совершение правонарушения, предусмотренного частью 1 статьи 23.34 КоАП РБ категорически отказался (хотя, его никто не спрашивал – М.Б.) проследовать на разбирательство в Советское РУВД г. Минска (куда его привезли в автозаке после задержания с применением насилия со стороны сотрудников ОМОНа – М.Б.), хватался за одежду сотрудника Жулего (на самом деле, не хватался ни за что – М.Б.), на неоднократные законные требования (которых никто не озвучивал – М.Б.) указанного сотрудника (который в это время нес службу по улице Хмельницкого – М.Б.) прекратить противоправные действия (держать друзей за руки – М.Б.) Кваченок не реагировал, тем самым оказал неповинование должностному лицу. 25 марта 2017 года в 14:50 (когда он уже был в автозаке – М.Б) по адресу ул. Хмельницкого, 4 (где его не было – М.Б) Кваченок принял участие в несанкционированном Мингорисполкомом митинге, приуроченном ко Дню Воли, чем (реализовал гарантированное Конституцией право на мирные собрания – М.Б) нарушил статью 10 закона Республики Беларусь о массовых мероприятиях Республики Беларусь».
Свидетель Жулего вступил с показаниями: «Сначала поулыбался, потом говорит: я никуда не пойду, буду здесь. Отказался проследовать в служебный автомобиль, начал упираться, употреблять какие-то слова».
Адвокат: «Скажите, «говорил какие-то слова» – какие?».
Свидетель: «Ну я не хочу как бы выражаться такими словами».
Адвокат: «Не совсем цензурные?».
Свидетель: «Ну, как бы они цензурные, но мне они неприемлемы».
«Поулыбался» – это единственное, что точно про Сережку. Поэтому мы тоже улыбаемся вместе с ним, а некоторые откровенно хихикают, – за что получают предписание покинуть зал заседания смешного суда.
Явление второго «свидетеля» – сотрудника милиции Некрошевича Николая Александровича.
Свидетель: «Мы подошли к нему, представились, предъявили удостоверение, стал упираться ногами, присаживаться, хвататься за одежду».
Адвокат: «В чем заключалось его неповиновение?».
Свидетель: «Стал упираться ногами, присаживаться, хвататься за одежду».
Адвокат: «Как он хватался, если уже присел?».
Свидетель: «Ну, руками...».
Адвокат: «Руками хватался?».
Свидетель: «До этого…».
Адвокат: «Сначала хватался, потом присел что ли? Или как?».
Свидетель: «Вначале он просто стал упираться, потом начал хвататься за одежду, потом присел».
Адвокат: «Вы были в форме?».
Свидетель: «В гражданской форме».
На самом деле, никому, конечно, не смешно. Доминирующее чувство – бессильная злоба.
Но перед началом заседания мы показывали Сергею фотографии и видеосъемку его задержания, которые теперь разошлись по всему миру.
Судья: «У вас есть какие-либо ходатайства?».
Сергей: «Да, о приобщении к материалам дела фото- и видеосъемки. Я могу предоставить фото и видео о том, что это происходило возле торгового центра «Московско-Венский». Можно?».
Судья: «Пожалуйста. Это можно как-то на носителе?».
Суд объявляет перерыв на 5 минут; мы быстро скачиваем фотографии и видео на флешку.
«Прошу всех встать. Лицо, в отношении которого ведется процесс, какие-либо записи у вас имеются? Непосредственно с вами какая-либо съемка была? Материалы какие-то были у вас? Источник можете мне назвать? У вас с собой имеется видеоматериал?».
Всем известно, что при аресте изымают личные вещи, в том числе и телефон.
«Защита, у вас имеется?».
Сережа предпринимает последнюю попытку вернуть происходящее в русло адекватности:
«Видеосъемка была зафиксирована корреспондентом крупного информационного портала Tut.by, и там видно, что меня задерживают на проспекте Независимости; видно, что меня задерживают сотрудники ОМОНа и сажают в автозак. И сотрудники ОМОНа не в гражданской одежде».
Судья: «Поскольку у суда не имеется информации о видеосъемке из официальных источников, то данное ходатайство подлежит отклонению».
Адвокат: «Я настаиваю на том, чтобы суд приобщил это к материалам дела».
Судья: «Сторона защиты, данное ходатайство уже отклонено. У нас прения не предусмотрены – это не уголовный процесс. Какие-либо дополнения имеются? Ожидайте принятия решения».
Судья выходит из зала. Лайвстрим, который с самого начала тайно ведет в фейсбуке актриса Свободного театра Юля Шевчук, взрывается той самой нецензурной бранью и «неприемлемыми словами», с которыми омоновцы загоняли нас в автозак. К слову, когда в субботу я попросила одного из милиционеров перестать ругаться матом, он спросил: «Вы серьезно?».
Да, я серьезно.
«Прошу всех встать!
27 марта 2017 года судья суда Первомайского района города Минска Черепович, рассмотрев в открытом суде дело об административных правонарушениях в отношении Кваченка Сергея Александровича, пришла к выводу о доказанности виновности в указанном правонарушении, и считает необходимым подвергнуть Кваченка взысканию в виде административного ареста сроком на 10 суток».
Мы встаем, узнаем, как подать апелляцию. После появления таинственного человека в гражданской одежде, Сереже запрещают взять с собой в тюрьму сумку с вещами, едой и книгами, которую конвой разрешал взять еще час назад.
В пятницу мы вместе выбирали в подарок Lego, а в субботу вечером собирались на вечеринку в честь дня рождения подруги. Вечеринка переносится на 10 суток, а я еще с прошлой должна Сереже круг коктейлей...
В конце судебного заседания Сергей цитирует спектакль «Елка у Ивановых» по пьесе Александра Введенского, написанной в 1938 году: «Суд велся для отвода глаз».
С Международным днем театра!
Утром 28 марта мы с актером Андреем Уразовым едем в ЦИП, чтобы передать предметы первой необходимости и книги, еду и теплые вещи. По пути теряемся и спрашиваем у прохожей женщины: «А где у вас тут тюрьма? Тюрьма у вас тут где?». И хохочем над будничными вопросами рядового беларуса.
Вещи не принимают – «только от близких родственников». Близкие родственники Сергея живут в трех сотнях километров. Работники ЦИП утверждают, что необходимого в таком случае заявления о передаче от других людей им не поступало. Стоим под дверями, я звоню, прошу и спорю.
«Девушка, должно поступить заявление. Если заявления нет, значит ему не нужна ваша передача. У нас хорошее питание и отличные условия содержания».
Да, и стены там желтые и веселые.
«Как узнать, если заявление поступало и было отклонено?».
«Когда срок закончится, он выйдет и вам расскажет».
На улице солнце, хоть и очень холодно. В Беларуси всего 50 солнечных дней в году, так что день можно считать приятным. Катя Макович, жена осужденного на 15 суток культурного активиста Павла Белоуса, спокойно и как-то элегантно разбирается со своей передачей, заодно помогая тем, кто делает это впервые. Тем, кто, может быть, только сейчас начинает понимать, что это будничное занятие рядового беларуса.
В субботу я уточнила у одного из милиционеров, пойдут ли они теперь на 15 суток в отпуск – ведь всех преступников за один раз отловили. Он странно на меня посмотрел. Должно быть, его сильно напугал «улыбающийся рецидивист» Сережа. «Рецидивист» – потому что уже был изолирован от общества в 2011 году, за участие в «молчаливых акциях», когда беларусы выходили на улицы и площади Минска, аплодисментами протестуя против политики властей.
Быть таким «рецидивистом» не страшно; не страшно быть сестрой или женой «рецидивиста»; ездить на суды и к пункту передачи вещей задержанным в ЦИП. Иногда это даже довольно смешно. Страшно быть судьей, милиционером или бойцом ОМОНа; министром труда и социальной защиты быть страшно. Ну, а быть президентом-диктатором – наверное, вообще можно обосраться от страха.
